|
Почему люди берут так мало, хотя могут так много, они бегут, они несутся как угорелые, они не хотят понимать ничего, что хоть на йоту выходит за рамки их прямого и целеустремленного видения... И опаздывают, они всегда проигрывают в этой гонке...
Мороки... Кругом мороки... Параноидальность накатывает и захватывает... Ты сидишь за роялем и смотришь, но не видишь меня... Помнишь, я подарил тебе рыбок гуппи? Как же ты радовалась… Тогда ты была моложе... Тогда ты могла радоваться...
Я расскажу тебе как мы будем любить друг друга, не зная усталости и слез, предательства и беспричинного страха... Я говорил тебе об этом тысячу раз, и ты всегда верила мне... Моя мягкая сердцевинка, что-то гнутое и слабое внутри меня, что-то безотчетно восприимчивое и постоянно находящееся в смятении... Ты мое слабое место, а я всегда боялся слабости, старался избегать привязанностей, я боялся опоздать, не успеть, пропустить, протратиться... Ловишь что-то нужное, ценное, а оно исчезает, испаряется как вода в стакане, а ты становишься старше, суше, Ц Е Л Е У с т р е м Л Е Н Н Е Й...
Почему на нотной бумаге всего пять линий, а нот в гамме семь? Ты говорила мне, что изначально ладовая система состояла из пяти тонов, что все имеет свои корни, любое наше движение совершается не просто так... В твоей милой головке такая ладная и четкая система ходов и выходов... Даже в телефоне твоем всего пять цифр... У меня уже давно нет телефона... Ты будешь играть сегодня? Ты всегда играешь. Ты играешь, когда убиваешь, ты играешь, когда любишь... странно, мы с тобой так долго вместе, так долго, что я и не помню, когда я был не с тобой... И все это время я ни разу не видел тебя неиграющей... Твои игрушки многочисленны как интервалы между словами в “Войне и Мире”. Как это смешно, какая грандиозная шутка... Какая забойная мистификация...
Мои пальцы не пахнут ладаном, отнюдь, мои руки привыкли цепляться за воздух и вязать узелки из мыслей... Твои ладошки как из кости, а пальцы рождают звуки... Странные звуки... Я смотрю на тебя и впадаю в призрачную сладкую кому, я вижу нечто, доступное только моим глазам... Я смеюсь над теми, кто окружает тебя, я смеюсь тихо, накапливая и собирая внутри эту безумную радость, граничащую с идиотизмом...
Знаешь, к нам в город приехал знаменитый Мраннерг... Да, он будет давать концерт, и мы обязательно пойдем туда... Да, мы пригласим его отужинать с нами... Да, я улыбаюсь... Я знаю, что он будет очередной твоей жертвой... Он, как и все другие, вспомнит, что такое быть дебютантом, узнает, что за счастье находиться у твоих ног... Какое это неземное блаженство - слушать твой голос, принимать из твоих рук маленькую чашечку кофе... Он прочувствует это все, я уверяю тебя, и первый раз в жизни изумится по-настоящему...
Если хочешь, мы можем подписать контракт с Мраннергом... И ты сможешь уехать отсюда, от нашего дома, тишины, песней и болезней, в большой мир... Да, без меня. Ты же знаешь, я не могу покинуть этот дом. Нет, ты не боишься оставить меня, ты не боишься сделать мне больно, я не буду чувствовать себя одиноким, нет... Просто я буду один... Я проживу здесь до конца своих дней, я решил так, но это не значит, что и ты должна поступать также. Я ...
Ты больна, и только я способен разгадать симптомы этой болезни. Твоя мания, сродни трагедии Сирены... Ведь Сирена не виновата, что ее голос, ее сладкий голос туманит разум, заволакивает мысли, связывает тело и, в конце концов, убивает... Ты тоже не виновата... Странно, почему я до сих пор жив? Наверное, потому что я слишком много вижу, потому что я слишком много знаю о тебе. Иногда я думаю, почему ты осталась со мной? Это ведь просто мой дом, а не центр Вселенной... Но для меня это центр и ты разделила его со мной. Да, ты убиваешь, моя Сирена, ты убиваешь их всех, ты не хочешь этого, но так выходит само собой, приказать тебе не убивать это то же самое, что запретить мне писать... Мое оружие мысль, твое звук. Как я хотел бы услышать твой голос сейчас, чтобы самому разобраться в причинах его смертельного очарования...
Тебе жалко Мраннерга? Что ты, бог с тобой... Я уверен, он сам будет рад распроститься со своей никчемной приземленной жизнью, после того, как услышит твое пение... Ты подаришь ему иной мир, он научится говорить на другом языке... Он научится слышать. Не лишай его талант вознаграждения. Кто-то стучится в дверь? Я открою. Ты же знаешь, все бродячие торговцы мои друзья, не смотря на то, что я за всю жизнь не приобрел у них товара и на медяк. Помнишь, последний раз ты купила у Джекобса кувшин... Голубого стекла... И забыла убрать его перед тем, как начать петь... И он разбился... Кувшины тоже восприимчивы к твоим песням, моя Сирена, они слабее людей, они пусты внутри, и их звенящая пустота резонирует еще сильнее, чем наполненный вакуум человеческого тела... Иногда мне кажется, что еще немного, и я смогу почувствовать это, смогу понять, каково это, падать голубыми сияющими осколками к твоим ногам... Иногда мне хочется стать этим кувшином и ощутить как моя стеклянная пустота наполняется твоим голосом, чтобы впитать наконец эти звуки и с треском лопнуть, рассыпаться, распылиться на маленькие небесно-голубые кристаллики, разнестись по воздуху, испытать наконец это величайшее блаженство, услышать твое пение, за которое не жаль отдать свою торопливую и мелочную человеческую жизнь.
Как жаль, что я могу рассказать тебе об этом только узелками мысли в воздухе, как жаль, что я никогда не услышу твоего пения... Это единственная вещь, которая заставляет меня жалеть, о том, что я глухонемой...
|
