|
КУКОЛЬНИК
Он был рожден на свет женщиной с оловянными глазами и мужчиной, который был мужчиной лишь при его зачатии. О детстве не стоит и упоминать – оно было мимолетным. Игрушки таяли в его руках как снег, но не умели превращаться в воду – так он понял, что если в мире и есть чудеса – то они скрыты формой. Пыль на стенах разговаривала с ним, а непонятные животные становились единственными друзьями. От чепчиков так пахло оловом, что он срывал их с себя – с тех самых пор он не выносил головных уборов. Так кончилось время сладкой жизни. Его спрашивали – он молчал, и только складывал мусор в карманы. Ты что, даже не знаешь, кем хочешь стать, когда вырастешь? – Оценщиком пил, отвечал он, - Зачем им знать? – думалось ему. Его называли юным циником. Он не был им, но не считал необходимым доказывать обратное.
Когда камни перестали говорить с ним, пришло понимание. Он вырос. Его руки знали больше чем он сам – он принял это как должное. Ничто не умаляло достоинства Мастера Часов и прелести Сияющей. Тени имели свою плоть, и не было страха смерти. Была лишь опаска жизни и не любовь к маленьким закрытым помещениям.
Люди оказались бледной тенью снов, а потом и сны начали обманывать. И он перестал верить снам. Руки видели на ощупь лучше, чем глаза – и зрению было отказано в доверии. Молчишь? – спрашивала Сияющая в его снах. Он не отвечал и косился на Мастера Часов – тот осенял его тихой улыбкой, а песок все сыпался и сыпался из одной пустоты в другую, создавая эффект вечности. Это утомляло, и хотелось уснуть во сне, чтобы попасть туда, где еще глубже и фосфорятся разноцветные точки чужих мыслей.
Наступили времена белого неба, и он нашел себе дело. Он вырезал людские подобия и находил их куда лучшей компанией, нежели человеческое общество. Пойдем с нами, у нас есть красное вино и голубоглазые девушки – звали его друзья. Он шел и возвращался пустым. Его недоконченные творения ждали его, смотрели в ничто провалами глазниц. Они требовали появления очей, сердец и пальцев, они жаждали тех тонких механизмов, которыми он заполнял их пустоту. Сияющая приходила к нему все реже, а один раз назвала его Кукольником и глаза ее были полны печали. Но сам он никогда не плакал, разве что от злости.
Наступили времена лилового неба, и он встретил Всадников. Они показали ему Молот Ведьм и дали поводья. С тех пор он трепетал, глядя в глаза лошадей. Почему я не Всадник – спрашивал он, - потому что ты Кукольник, смеялись они, и смех их был легок.
Время сочилось сквозь поры его кожи и оттачивало зрение его рук. Творения его начинали жить своей жизнью, наказывая хозяина за свои же ошибки, как это свойственно вещам имеющим душу. Порою страх приходил к нему в гости, и они играли с ним в карты на выживание. Чаще всего побеждал тот, кого люди звали Кукольником. Поиск хохота в цветном тумане увлекал его все больше. Прятаться было незачем – он не боялся дня и верил ночи.
Как-то раз Мастер Часов пришел к нему и открыл для него фиолетовое небо. Он полюбил тонкие профили больше чем четкие абрисы , он не думал о хлебе насущном, но он сам падал ему в руки. Всадники навещали его по очереди – каждый в свое время. Лестницы были все больше винтовыми, а в каждом колесе была поперечинка, открывающая снам дорогу к нему. Так он стал Кукольником. Дорога его вилась кольцами, а цвет неба выжигал ему глаза. Но руки помнили все и он не просил пощады.
Во время желтых вод он решил уйти. Горы и долины не манили его, но душа просила воздуха. Шло время, он делал и оставлял – он был мастером. Что томило его? Ничего, сказал бы он улыбаясь. Глаза его стали подобны глазам коня – в каждом жило по вселенной. Огонь жег его изнутри, а руки знали упругость плоти. Под кожей женщин, что были с ним, он научился прощупывать оловянные глаза своей матери. Мне нужно время! – кричал он. Мастер в экстазе – шептали они. Он боялся их не больше, чем своих привычек. А желтые воды уводили его все дальше и дальше, во времена иных гор. Песок в часах шуршал, убаюкивая, и казалось, что музыка его будет вечной.
|